Гости и отзывы

Людей Серебряного Века не так уж много, на слуху полтораста - двести имен. То есть, все они разместились бы в "Собаке", в Старой- с трудом, а в Новой- даже и вольготно. Тем более мне приятно думать, что с нашей семьей "Собака" связана, по крайней мере, трижды. Оба моих деда- и Алексей Толстой, и Михаил Толстой, и Михаил Лозинский- стояли у основания этого артистического кабачка, не подозревая о том, что через десятилетия они породнятся, и у них будет куча общих внуков. На тот момент, в 1912 году, у них еще не родились те дети, которым суждено будет полюбить друг друга на всю жизнь и стать моими родителями. А когда у Лозинского родилась дочка,- моя мама,- ее крестным отцом стал Николай Гумилев, еще один "собачник". "Ой, какая девочка некрасивая",- огорчались молодые родители.- "Держу пари на дюжину тутавенского, что будет прехорошенькая",- отвечал Гумилев.

Мама действительно выросла прехорошенькая, так что Николай Степанович пари выиграл, да только узнать об этом ему не пришлось. Не стало поэта, не стало и "тутавенского", и я так и не знаю, что это за вино. Должно быть, они выпили его вволю в дни своей молодости, на последнем пиру свободы, под сводами "Бродячей собаки". Надеюсь, они пируют и сейчас, в вечности, там, где выплачены все долги, прощены все обиды, а молодость никогда не кончается. Надеюсь, они слышат мою благодарность за то, что они были.

Татьяна и Михаил Толстые

Татьяна и Михаил Толстые
Людей Серебряного Века не так уж много, на слуху полтораста - двести имен. То есть, все они разместились бы в "Собаке", в Старой- с трудом, а в Новой- даже и вольготно. Тем более мне приятно думать, что с нашей семьей "Собака" связана, по крайней мере, трижды. Оба моих деда- и Алексей Толстой, и Михаил Толстой, и Михаил Лозинский- стояли у основания этого артистического кабачка, не подозревая о том, что через десятилетия они породнятся, и у них будет куча общих внуков. На тот момент, в 1912 году, у них еще не родились те дети, которым суждено будет полюбить друг друга на всю жизнь и стать моими родителями. А когда у Лозинского родилась дочка,- моя мама,- ее крестным отцом стал Николай Гумилев, еще один "собачник". "Ой, какая девочка некрасивая",- огорчались молодые родители.- "Держу пари на дюжину тутавенского, что будет прехорошенькая",- отвечал Гумилев.

Мама действительно выросла прехорошенькая, так что Николай Степанович пари выиграл, да только узнать об этом ему не пришлось. Не стало поэта, не стало и "тутавенского", и я так и не знаю, что это за вино. Должно быть, они выпили его вволю в дни своей молодости, на последнем пиру свободы, под сводами "Бродячей собаки". Надеюсь, они пируют и сейчас, в вечности, там, где выплачены все долги, прощены все обиды, а молодость никогда не кончается. Надеюсь, они слышат мою благодарность за то, что они были.


Даниил Гранин
Собака, на то она и бродячая, долго бродила невесть где и вот, наконец, вернулась в свою будку. Эта будка сильно похорошела, вновь зазвучали здесь стихи, песни. Никто в точности не знает как было тогда, но поэзия, если она настоящая, не стареет. Кажется она снова обрела здесь приют. И живопись, и музыка- это еще не клуб, но и не кабак, это становится милым местом питерских любителей того, что составляет прелесть духовной нашей жизни.
Дорогая псина, поздравляю тебя, живи и здоровей!

В 1991 году, в еще только возрождающемся арт- подвале "Бродячая собака" на Конгрессе соотечественников впервые прозвучало название Театрального Товарищества "Комик- Трест", которое выступило со своим первым номером "Куклы", тем самым объявив миру о своем рождении. Это само по себе уже доказывает неразрывно- астрально- творческую связь "Комик- Треста" с "Бродячей собакой". И состоять в этой связи, безусловно, почетно, но, ох, как ответственно.

Потом, в тяжелое перестроечное время Владимир Александрович Склярский пытался обжить Великий подвал, с преданностью Каштанки и энергией Собаки Баскервилей. "Комик- Трест" отправился за границу набираться опыта и взрослеть, крепил свои ряды, ставил спектакли и жил в предощущении следующих встреч. Наступил 1996 год. "Собака", оскалясь, защищала свою территорию, не соглашаясь на участь Муму, и, с отважностью Моськи, облаивая отечественных бюрократических слонов в наш тяжелый перестроечный период. Это не помешало ей приютить со своим нехитрым скарбом изрядно ощипанный, но уже обновленный "Комик- Трест". Началась совместная жизнь.


Вадим Фиссон

Вадим Фиссон
В 1991 году, в еще только возрождающемся арт- подвале "Бродячая собака" на Конгрессе соотечественников впервые прозвучало название Театрального Товарищества "Комик- Трест", которое выступило со своим первым номером "Куклы", тем самым объявив миру о своем рождении. Это само по себе уже доказывает неразрывно- астрально- творческую связь "Комик- Треста" с "Бродячей собакой". И состоять в этой связи, безусловно, почетно, но, ох, как ответственно.

Потом, в тяжелое перестроечное время Владимир Александрович Склярский пытался обжить Великий подвал, с преданностью Каштанки и энергией Собаки Баскервилей. "Комик- Трест" отправился за границу набираться опыта и взрослеть, крепил свои ряды, ставил спектакли и жил в предощущении следующих встреч. Наступил 1996 год. "Собака", оскалясь, защищала свою территорию, не соглашаясь на участь Муму, и, с отважностью Моськи, облаивая отечественных бюрократических слонов в наш тяжелый перестроечный период. Это не помешало ей приютить со своим нехитрым скарбом изрядно ощипанный, но уже обновленный "Комик- Трест". Началась совместная жизнь.

"Собака" обустраивалась. "Комик-Трест" в результате улично-балаганных действий оттачивал свое актерское мастерство, дав начало новому направлению своей деятельности- проекту "Адреналин". Во дворе "Собаки" было сочинено и сыграно бессмертное уличное полотно "Случилось! Собака случилась…" со взрывами, котами, дымами, выбрасыванием матрасов из окон и пр. Сие действо состоялось при большом стечении театральной общественности, при участии актеров "Комик- Треста" Наташи Фиссон, Николая Кычева, Игоря Сладкевича и бурной реакции жителей окружающих домов. Двор "Собаки" представлял в то время типичную картину петербургских дворов: обшарпанная штукатурка, вентиляционный колодец, помойка, и другие приметы культурного пространства с неопределенным количеством жильцов очень даже определенных коммуналок. Особое место в этом списке занимали дворовые, околособачьи коты, попытка подманить которых для перформанса могла бы закончится плачевно, если бы не килограмм мойвы и изощренное мастерство актеров "Комик- Треста".

О, если бы нашему народу, жадно верящему во все реформы, пирамиды, ваучеры и т.д., это недоверие, настороженность и инстинкт самовыживания котов, сколько трагедий мы могли бы избежать! Союз с "Собакой" креп и разрастался. Художники, оформлявшие "Бродячую собаку", Саша Мохов и Маша Лука, приняли участие в создании эпохального произведения "Комик- Треста"- спектакля "Белая история", полотно которого получилось настолько обширно- батальным, что, к сожалению, не смогло перенестись в скромные стены Великого подвала. Но все- таки, кабаре "Нафталин" было успешно сыграно здесь и, мы уверены, будет играться еще и еще к обоюдному согласию и удовольствию "Бродячей собаки" и "Комик- Треста".

Теперь "Бродячая собака" красива, ухожена и элегантна. Она удивительно совмещает в себе щенячий восторг дворняги и элитарную величавость породы. Парадный вход, удобная мебель. Но…Фотографии со стен, Великие тени, не бойтесь- здесь никогда не будет музея. Здесь всегда будет раздаваться радостный заливистый лай!

Будь благословенна, "Бродячая собака"!. Счастья тебе и процветания. Всегда с сахарной косточкой, твой "Комик-Трест".



В.Попов
Здание это на площади Искусств всегда было таинственным, не таким, как все. Мифы, старые и новые, окружали его. Помню, как впервые, попав в хорошую компанию в ресторане "Европейский", шел к этому дому вслед за бодро хромающим Валерой Доррером, знаменитым театральным художником. С тех пор мы часто поднимались к нему - догуливать - после ресторана, в его высокую, захламленную мастерскую. Иногда, впрочем, его жена спускала нас с лестницы вместе с ним.

Чердаки и подвалы всегда были для нас отдушиной - там душа свободно могла разгуляться. Середина дома всегда была занята людьми скучными, обстоятельными. Нашими были чердаки и подвалы. Сколько жизни - общественной, и особенно - личной, отбушевало в подвалах и на чердаках, в мастерских друзей-художников.

И как приятно было десятилетия спустя снова карабкаться на лестницу и входить в бывшую мастерскую Доррера (или - соседнюю с ней?), где развернулась теперь эротическая галерея "Ева", и где начала возрождаться "Бродячая собака". Потом мы вместе с ее директором Склярским спустились в ее подвал - поначалу сырой, затопленный, а теперь - подлинный и живой. Серебряный век смотрит на нас со стен - и наш век старается быть не хуже: то здесь Володя Уфлянд читает нараспев свои потешные вирши, то Соснора бормочет свои заклинания. Художники вешают здесь свои картины, легко, непринужденно, не-испуганно - все авно как у себя в мастерской.

И даже когда здесь тихо и пусто - атмосфера необыкновенная. Никак не уйти. Сидишь - и чувствуешь, что ты нашел, наконец, свое место на земле.

Художник, скользящий по лезвию бытия, и есть "бродячая собака", ибо он имеет нюх, и это обоняние дает ему возможность найти свою дорогу, не сбиться на повседневность и дилетантство, он живет своим миром, основанным на только ему ведомых законах, он строит откровенно собственный дом в межжизненном пространстве и он бредет, чувством постигая окружающее…

Приходя в "Бродячую собаку", окунаюсь в мир собачей человечности, где нет волчьих законов, где можно улыбнуться друг другу и тебе ответят тем же, где витает добрый дух, где каждый камень обнимает теплом, уютом. Прохожу вдоль лиц "живых" фотографий, автографов их продолжателей, огромной своры художественных собак, сажусь у Арлекина и отправляюсь в путешествие памяти…

Г.Ковтун

Г.Ковтун
Художник, скользящий по лезвию бытия, и есть "бродячая собака", ибо он имеет нюх, и это обоняние дает ему возможность найти свою дорогу, не сбиться на повседневность и дилетантство, он живет своим миром, основанным на только ему ведомых законах, он строит откровенно собственный дом в межжизненном пространстве и он бредет, чувством постигая окружающее…

Приходя в "Бродячую собаку", окунаюсь в мир собачей человечности, где нет волчьих законов, где можно улыбнуться друг другу и тебе ответят тем же, где витает добрый дух, где каждый камень обнимает теплом, уютом. Прохожу вдоль лиц "живых" фотографий, автографов их продолжателей, огромной своры художественных собак, сажусь у Арлекина и отправляюсь в путешествие памяти…
По первому зову
Приходят на помощь
Товарищи из глубины
Воспоминаний.
Вытаскиваем жизни нить
И, словно Арлекин,
Судьбу за нитку привязав,
Пускаем в путь марионетку
На сцену новых отношений…
Теплая компания
За одним столом.
Ноет боль томящая:
Где-то был твой дом.
Бревнышком да каменком
Строил ты жилье,
Рухнуло, не выстроясь,
Поросло быльем.
Обойдя полмира,
Потерявши путь,
Дайте в ваших стенах
Сердцем отдохнуть.
Эти и другие стихи читались в концертном зале подвала. Частый гость вечерних посиделок. Музыка, стихи, драма и балет, вокал, пантомима… и чего здесь только ни бывает. Все отдано ему: ИСКУССТВУ. Здесь каждый артист, автор сияют солнцем рассвета. Здесь ночная жизнь ищущих первопроходцев. Здесь маленькие идеи делают свои первые шаги. Здесь живут люди Театра…

Пришла пора, собственно, и о "Собаке" вспомнить: о ее почти столетнем забвении и, будем надеяться, чудесном возвращении. Кстати, о "Собаке" - вполне закономерном. И если нет ничего более плачевного, чем попытка повторения уже имевшего быть явления, то нас это не касается, ибо пользуя школьные познания об исторической спирали и географических координатах, мы просто откроем глаза и узрим - ту же орбиту, тот же стык (веков и нравов), тот же поворот, тот же выверт, а также "улицу, фонарь, аптеку"…

И "некий час", когда сорвавшись с цепи, благополучная или не совсем, домашняя собака, не ведая, что творя и что ее ожидает, вырывается на свободу, на разную погоду, бог ее знает куда. Собака с домом, конурой, будкой, ковриком и миской превращается в Бродячую собаку без ничего, но ей дозволено все, потому что за все она всем и заплатит. Собачьей жизнью, работой, щенячьим восторгом…

Юрий Томошевский

Юрий Томошевский
Пришла пора, собственно, и о "Собаке" вспомнить: о ее почти столетнем забвении и, будем надеяться, чудесном возвращении. Кстати, о "Собаке" - вполне закономерном. И если нет ничего более плачевного, чем попытка повторения уже имевшего быть явления, то нас это не касается, ибо пользуя школьные познания об исторической спирали и географических координатах, мы просто откроем глаза и узрим - ту же орбиту, тот же стык (веков и нравов), тот же поворот, тот же выверт, а также "улицу, фонарь, аптеку"…

И "некий час", когда сорвавшись с цепи, благополучная или не совсем, домашняя собака, не ведая, что творя и что ее ожидает, вырывается на свободу, на разную погоду, бог ее знает куда. Собака с домом, конурой, будкой, ковриком и миской превращается в Бродячую собаку без ничего, но ей дозволено все, потому что за все она всем и заплатит. Собачьей жизнью, работой, щенячьим восторгом…
Снимаю шляпу перед, наверняка, хмельной головой, придумавшей, как обозвать этот подвал на площади Искусств, "встаю на четвереньки и лаю"… Виляю хвостом, встречая В. А. Склярского, - хранителя и попечителя сего "собачьего приюта"! Разнопородные, разномастные его обитатели - народные и безродные поэты, музыканты, актеры, философы - лающие, воющие, визжащие, кусающие, ищут и обрящут в "Бродячей собаке" свой голос, своих ценителей, а то и просто тепло и питье…

У "Собаки" - вторая жизнь. "Собака" - моя вторая удивительная жизнь, особая, с особенным духом бесстрашия тех, из "серебряного" века - "бражников и блудниц" - уж эти-то и хулили, и громили "Собаку", но жить без нее не могли и были преданны ей по-собачьи. И если декаданс - это упадок, то может статься теперь самое время "сдекадансировать" на плодотворное дно "собачьего подвала" и кропотливо взрастить стремящееся аж к небесам новое, другое и столь же талантливое потомство. На той же спирали, на той же орбите…

Собачьим нюхом чую!